Валентин посмотрел на зверское лицо Донована, перевел взгляд на бледного, осунувшегося Акино — и расхохотался.
— Донован! — простонал он, откидываясь на покатую спинку дивана. — Я все понял! Вы просто его заболтали!
— Наконец-то, — пробурчал Донован, опуская свои грозные руки на подлокотники кресла. — А я уж думал, что вы навсегда утратили ясность мысли. Уж слишком талантливо вы изображали несчастную жертву Не-Билла, лишившуюся остатка мозгов!
— А может, — парировал Валентин, — я и есть несчастная жертва! Вы мою личную аутентичность давно проверяли? Что-то стал я за собой замечать странные изменения…
— Кушать хочется, а работать лень, — поддакнул Баратынский, радуясь возможности вступить в разговор. — Не бойся, братишка; мы тебя каждый день проверяем. У меня даже специальная графа в дневнике заведена — «проверить Шеллера».
— Ну, спасибо, — только и смог сказать Валентин.
— С вашей личной аутентичностью все в полном порядке, — сурово произнес Донован, нацеливая на Валентина указательный палец. — И это очень плохо, Шеллер!
Валентин хотел спросить, почему, но вовремя заметил, как Донован прищурил глаза. Проверяет, сообразил Валентин. Думать заставляет, как будто мне Хеора мало. А впрочем, почему бы мне и не подумать?
Валентин только сейчас осознал, что с самого утра у него не было ни минуты на то, чтобы спокойно обдумать происходящее. А между тем это происходящее не лезло ни в какие ворота. Великие мира сего, словно сговорившись, выбрали скромного факира Фалера в качестве своего главного козыря в назревающей схватке. Хеор, Не-Билл, кто еще? Не иначе, как сам Акино, подумал Валентин. Ну конечно же, как я сразу не догадался!
— Почему же плохо? — усмехнулся Валентин. — По-моему, так даже очень хорошо. Он собирается использовать меня втемную? Пожалуйста! Занг с Хеором уже пробовали, и чем это для них кончилось?
— Мания величия, — пробормотал Донован, убирая палец. — Полная атрофия инстинкта самосохранения. Видимо, Не-Билл научился менять людей, не нарушая их личной аутентичности, и перед нами первый пример «измененного» нового поколения.
Валентин пожал плечами:
— Я вовсе не такой идиот, каким выгляжу, Майлз. Я не хуже вашего понимаю, на что способен Не-Билл. Тальмены мертвы, Хеор сидит в бутылке, Эриох замурован в тайгл, — а Не-Билл по-прежнему разгуливает на свободе. У меня даже хватает ума сообразить, что охранное заклинание, которым меня дважды одаривал Не-Билл, на этот раз может сработать в обратную сторону. Но я знаю кое-что еще, — Валентин поднялся на ноги, — и хочу, чтобы вы тоже это знали. — Он кивнул на моделятор и посмотрел на Баратынского. — Рискнешь?
Баратынский оттопырил нижнюю губу:
— А чего ради?
— Ради меня, братишка, — ответил Валентин. — Я хочу понять, на что я способен без этого долбаного заклинания!
— А-а, — протянул Баратынский. — Вон ты как заговорил! Ну, тогда полезай, хлебни лиха.
Валентин быстро, чтобы не передумать, подошел к талисману-моделятору, шагнул внутрь и растянулся на серой обволакивающей поверхности. В последнее мгновение он вспомнил боль и отчаяние предыдущего сценария и рванулся было обратно, но разноцветные кольца уже завели над ним свою душераздирающую песню. Валентин почувствовал себя невесомым, в глазах потемнело, и в следующую секунду он уже стоял перед седовласым стариком в белом плаще и его ослепительно красивой спутницей по имени Виола.
Волна нестерпимого жара, огнем прокатившаяся по телу, сбила Валентина с ног. Он понял, что Эриох позволил себе раскрыться, отбросив всякую маскировку. И Сила его оказалась столь велика, что Валентин ощутил себя ничтожным насекомым у ног стального гиганта. Сопротивляться этой Силе значило немедленно умереть; подчиниться ей значило умереть мгновением позже.
— Твой бог оставил тебя, Фалер, — произнес Эриох, и Валентин выгнулся дугой от боли, пронзившей позвоночник. — Тебе помогает Пророчество, но я все равно сильнее!
Сильнее, подумал Валентин. Надо убрать подальше твою проклятую Силу.
Новая волна боли заставила Валентина прокусить собственную руку. Но никакая боль уже не могла остановить отданный пальцам приказ. «Воронка» и «груша»; сочетание, перед которым еще никто не смог устоять.
Только бы устоял мир, подумал Валентин в короткий миг, когда удар грома еще не стал звуком. А потом земля встала на дыбы, и Валентин вцепился в нее всей силой своей магии, своей Перчатки и своего огненного меча. В этот миг он боялся только одного — сорваться и улететь в небо. В яркое белое небо, где сияла ослепительно черным светом одинокая колдовская звезда.
Когда земля снова оказалась внизу, Валентин оттолкнулся Перчаткой и вернул себе вертикальное положение. Эриох все еще стоял рядом, в черном как смоль плаще, с воздетыми к небу руками. Сейчас его Сила уже не казалась такой огромной; она хлестала из великого мага, уносясь вверх, к все ярче разгоравшейся черной звезде.
Валентин поднял правую руку, и огненный меч с шипением вырвался на свободу.
Фигура Эриоха расплылась, превратившись в мелькание разноцветных колец.
— Слишком рано! — воскликнул Валентин, зажмуриваясь, чтобы задержать уплывающий сон. Бесполезно; визг талисманных колец затих, и Валентин услышал спокойный голос Акино:
— Вот видите, Майлз. Разве это мания величия?
Валентин скорчил недовольную гримасу — ему так хотелось посмотреть, что будет, когда огненный меч ударит по великому магу! — и вылез из талисмана.
— Это и есть мания величия, — пробурчал Донован. — Хороший безопасник — безопасник, трясущийся от страха. Вот как я, например.